Гэты артыкул выходзіць у межах рассылкі “Што думаюць беларусы”. Падпісвайцеся.

В предыдущих материалах мы рассмотрели суть коллективной травмы, масштаб травмирующего опыта, эмоции, которые до сих пор вызывает 2020 год, и смыслы, которыми люди наделяют те события. Сегодня затронем еще несколько моментов, которые были незаслуженно обойдены вниманием в предыдущих материалах.

Для начала напомним, что подавляющее большинство протестной части беларусского общества до сих пор «плотно» включены в события 2020 года – и в эмоциональном плане, и с точки зрения ощущений тревоги и опасности для себя лично в связи с теми событиями.

Возникает вопрос: как люди справляются с такими стрессовыми переживаниями? Что помогает справляться с тревогой, беспокойством, переживаниями?

Ответы на этот вопрос показывают, что люди (вероятно, во многом интуитивно) следуют теми путями, которые рекомендуют и профессиональные психологи (подробнее о рекомендациях психологов мы писали здесь). Так, самый популярный ответ на вопрос о том, что помогает бороться с переживаниями – это переключение на домашние заботы, посвящение всего своего свободного времени семье, детям. Такой вариант выбрали 55% опрошенных. Это фактически не только «переключение» со стрессовой тематики на нечто более спокойное. Как сказали бы психологи, это еще и общение с хорошо знакомыми и близкими людьми, в идеале – единомышленниками (ниже мы развернем эту тему чуть более подробно).

На втором по популярности месте –  «уход с головой» в любимое дело, в работу, спорт, хобби, творчество, что отметил 41% респондентов. С психологической точки зрения, это поиск и расширение тех сфер сферы, где можно управлять ситуацией и утверждать там свою субъектность, где можно развиваться вопреки репрессивному давлению режима.

Третье место (36% выборов) – это планы на будущее, размышления о том, что нужно будет делать после того, как «муры рухнут». Это рабочая и терапевтическая тема, также позволяющая сохранить свое психологическое здоровье. И вот здесь, к сожалению, как раз не хватает неких организующих схем, которые могли бы предложить людям демократические силы.

Остальные позиции и их популярность можно посмотреть на графике. Обратим внимание, что респонденты могли выбирать по нескольку вариантов ответа, потому сумма процентов больше 100.

Отдельно мы хотели бы еще отметить три позиции:

• 14% опрошенных говорит, что им помогает переключиться, справиться с тревогой то, что они тем или иным образом помогают тем, у кого ситуация еще сложнее. Это правда и это работает. Если раньше так не делали, то просто попробуйте помощь тому, кому хуже чем вам – станет легче не только тому человеку, но и вам тоже;
• чуть более 4% сказали, что ничего не делают, потому что все плохо и ничего не помогает. С одной стороны, это хорошо, что столь малая часть, условно говоря, «опустила руки». С другой – именно им, вероятно, в наибольшей степени необходима помощь;
• и последнее – работу с профессиональным психологом (психотерапевтом) отметили менее 4%, это очень мало. Хотя именно помощь специалиста наилучшим образом должна помогать в кризисных ситуациях.

В исследовании был еще один важный вопрос. Он касается и терапевтических моментов (потому что важно именно проговаривать прошлый опыт), и горизонтальных связей среди протестной части общества (круг общения – это базовый уровень таких связей). Это вопрос о том, обсуждают ли люди с кем-либо события 2020-21 гг.

Исходя из ответов видно, что круг общения в представителей протестной части общества широк и разнообразен – практически у каждого есть единомышленники, с кем можно проговаривать такие чувствительные темы, как протесты 2020-21 г. (не с кем их обсудить только  5% респондентов). Даже в условиях репрессий, когда судят за «мыслепреступления», почти 2/3 обсуждают протестные события со знакомыми (то есть единомышленниками), а половина опрошенных разговаривают на эти темы с коллегами на работе.  Вот с соседями сложнее – с ними могут обсуждать такие темы 16%.

Зато подавляющее большинство опрошенных (85%) могут разговаривать о протестах с членами своих семей (правда, лишь половина от этого числа может говорить со всеми членами семьи, а вторая половина – лишь с некоторыми). Это крайне важно – иметь единомышленников среди членов своей семьи.

Вообще, вопрос о том, как повлияли события 2020-21 гг. на отношения в семье – это отдельная и иногда очень болезненная тема как в плане одной отдельно взятой семьи, так и на уровне общества в целом (так, например, итальянский философ Джорджо Агамбен считает, что гражданская война начинается именно с политического раскола в семьях). Что по этому поводу говорят результаты исследования.

На вопрос об изменении отношений в семье после августа 2020 г. большая часть респондентов (42%) указали, что события 2020 г. никак не повлияли на отношения в их семье. Улучшение отношений отметило 14%, ухудшение – 11%. Еще 34% опрошенных указали, что с кем-то из членов семьи их отношения улучшились, а с кем-то ухудшились. Получается, что в целом какие-либо ухудшения в семье ощутили 44% опрошенных. Такие цифры согласуются с данными по другому вопросу: «Есть ли среди членов вашей семьи те, кто поддерживает действующую власть?». При ответе на него 45% респондентов указали на наличие таких родственников.

Является критическим фактором для существования семьи наличие политических разногласий среди ее членов? Данные говорят, что  такое влияние безусловно есть, но оно не фатально. Среди тех, у кого есть родственники с провластными взглядами, 19 % респондентов ответили, что все равно находятся в «теплых отношения несмотря ни на что (на идейно-политические разногласия)». Еще 52% отметили, что отношения ухудшились, но люди стараются общаться, обходя «острые углы». 

В критическом состоянии внутрисемейные  отношения находятся у 24% (из которых у 16 % отношения напряжены вплоть до прекращения общения, а у 8 % отношения с такими родственниками разорваны или близки к этому состоянию). В пересчете на всю протестную аудиторию это означает, что на критическом уровне отношения в семье по политическим причинам находятся где-то у 10-11%. Что, конечно, удручает, но на состоянии всего общества критически сказаться не может.

Для более глубокой оценки динамики семейных  отношений задавались открытые вопросы о том, что именно в семье стало лучше или хуже. И вот что удалось выяснить.

Улучшение отношений в семье проявляется прежде всего во взаимопонимании в росте доверия и друг другу.

• С некоторыми членами семьи не общаешься часто и, по сути, не знаешь, что это за люди, а после этих событий каждый хотел высказаться и мы узнали друг друга лучше.
• Забыли старые обиды и разногласия, узнали друг друга с новой стороны, сдружились в борьбе.
• Совместное участие в акциях нас сблизило ещё больше. Родственники из ЕС сочувствуют и стараются поддержать.

Вообще, осознание общих политических ценностей, а также общий опыт переживания протестов действительно служит базой для более близкого и заботливого отношения друг к другу в семье. Это с одной стороны, с другой – после вытеснения протестных масс с улиц городов протест ушел в районы и дворы, а из дворов перешел в квартиры и на кухни. Пока он остается там, на уровне личных связей и поддержки друг друга… Вопрос в том, может ли сохранившаяся в семьях политизация стать фундаментом для политического объединения более широких масс людей или, как минимум, хорошей основой для мобилизации в критичные моменты.

В тех семьях, где нет политического единства, доминирующей стратегией становится избегание политических тем в разговоре, а также стремление к минимизации общения.

• Проживешь с человеком 30 лет, а он окажется совсем других взглядов. Приходится не затрагивать политические темы.
• Стараюсь меньше общаться, нет больше теплых задушевных бесед, меньше хожу в гости.
• Я теперь не общаюсь с папой без острой необходимости. У нас разошлись мнения политические. С бабушкой решили просто не говорить о политике.
• С теми, кто не разделяет политическую позицию, отношения охладели, реже хочется видеться и общаться, теряется доверие и уважение.

Последствием недомолвок, а также непонимания неминуемо становится напряжение в семье, приводящее к конфликтам и ссорам.

• …[пагоршыліся] адносіны з бацькамі. Яны лічаць, што мы з братам паставілі палітыку вышэй за іх. Калі брат з’ехаў у іншую краіну, то неаднаразова гучала, што ён здраднік. Падкрэслю, што да 2020 г адносіны ў нас былі даволі цёплымі.
• С бабушкой и дедом стало плохо всё, они смотрят только телевизор и других источников информации не имеют и не хотят иметь. Все встречи скатились к тому, что они только и ждут поговорить и поспорить про протесты/лукашенко/войну и тд. В агрессивной форме. И мне не всегда получается сдерживаться.

Самой крайней формой становятся отчуждение и фактический разрыв отношений.

• С матерью разругались и до сих пор не восстановили отношения. А после начала войны в Украине, думаю, уже не восстановим прежние отношения никогда.
• Теперь знаю, кому можно доверять, а кому нет. Некоторые родственные отношения пришлось прекратить.
• Часть семьи полностью поддерживает режим и все действия. Люди изменились на глазах. Стал отдаляться.
• Нет желание общаться с родителями, держу дистанцию.
• Не общаюсь с родственниками, кто имеет отношение к власти и правоохранительным органам.

Очевидно, что политические разногласия ухудшают отношения в семье. Основными маркерами политического являются протесты, отношение к Александру Лукашенко, отношение к России и Владимиру Путину, а также отношение к войне.

Среди групп, которые чаще всего становятся носителями противоположных политических ценностей респонденты выделяют:

1. Родственников, работающих в государственных органах (в основном «правоохранительных»), и родственников причастных к фальсификации выборов.
2. Родственников старшей возрастной группы (бабушек и дедушек, а также матерей и отцов).
3. Аудитории провластных медийных каналов (в основном телевидения).
4. Родственников из России.

В конце отметим, что категоричные ответы о разрыве отношений в семье являются абсолютным меньшинством. Они не набирают той критической массы, которой было бы достаточно для утверждений о резкой политизации семьи.

Фото: Александра Мурашко