Противоречия аккумулировались в ходе разнонаправленного развития власти и общества. Власть, фиксируясь на собственных интересах и обрубая каналы обратной связи с обществом, уходила в самодостаточность. Общество до определенного момента также стремилось к автономии и индифферентно относилось к власти («абы не мешали»). Во взаимной «слепоте» и власть, и общество были сходны, различие же было в отношении к среде, в восприятии изменений. Для власти, сосредоточенной на прошлом, и окружение, и любая динамика были враждебны; а общество было открыто изменениям. Оно находилось в условиях, когда ему нужно было смотреть в будущее, — расти, играть и учиться, зарабатывать и кормить детей, общаться и решать проблемы, путешествовать и планировать жизнь.
И такие возможности у общества были.
Во-первых, был определенный экономический запас, созданный в 2000-ых годах, в период максимального экономического роста. Во-вторых, компенсируя выпадение средств на социальные нужды, с середины 2000-ых годов власть пошла на определенную либерализацию в области бизнеса и стимулирования технологического развития. В-третьих, тогда же в 2000-ых происходило стремительное развитие интернетизации и смартфонизации населения. Как результат — наиболее продвинутая часть беларусов получила возможности освоения нового цифрового мира, где не было диктата власти. Именно там можно было самостоятельно учиться, зарабатывать, общаться, творить, решать некоторые вопросы и проблемы — там начал формироваться отдельный мир (в каком-то смысле мир будущего, то есть заделы информационно-цифровой эпохи).
Это была фатальная ошибка власти — допуск вхождения все большего и большего количества людей в новую эпоху, отличную от индустриальной и кардинально не соответствующей квазимонархическому режиму государственного управления, который формировался в Беларуси.
Власти недооценили всех тех последствий, которые нес за собой интернет: культурных (контакт с альтернативными системами ценностей и иными образами жизни, что стимулирует самостоятельную выработку своего к ним отношения), экономических (рост возможностей зарабатывать своим трудом, а не получать от государства; появление новых профессий и особых типов деятельности, не укладывающихся в традиционные схемы регулирования), социальных (формирование базы для нового типа социальности, для инициативного выстраивания горизонтальных связей без их управления традиционными институтами). В результате режим (власти) остался/-ись на уровне даже не до конца модернизированного индустриального общества, а существенная часть беларусов уже шагнула далеко в цифровой формат.
Фактически возник цивилизационный разрыв между уже архаической властью и дигитализированным авангардом общества (а между ними «провисла» остальная часть граждан). Сколько так могло бы продолжаться в стабильных условиях — неизвестно. Но системный кризис 2020-го года спровоцировал резкое противостояние друг другу этих эпох, мировоззрений и систем — власти и общества.
Противостояние наращивалось поэтапно
Власти на этапе 1-й волны ковида окончательно разорвали иллюзию связи с обществом, отвергли его. Общество приняло двойной вызов — и экзистенциальный вызов ковида и «предательство» со стороны власти. Общество справилось и с тем, и с другим за счет накопленных за предыдущие 15 лет ресурсов и компетенций: ресурсов автономного функционирования в цифровой среде и компетенций инициативной самоорганизации без лишних посредников. В данном случае можно говорить, что запустился процесс самоосознания себя как силы, как субъекта, то есть того, кто может самостоятельно решать вопросы, задачи, проблемы.
Как раз после подъема самоорганизации и солидарности в ковидный период началась электоральная кампания. С одной стороны, разочарование во власти и ее десакрализация, с другой — ощущение своей победы над ковидом и появление веры в свои силы (плюс к этому накопленная усталость от необходимости подчиняться бесполезным и глупым требованиям власти) — все это подвигло огромные массы людей искренне включиться в предвыборный процесс. Это движение было связано с надеждой воплотить в политической плоскости то, что было начато в борьбе с ковидом, — утверждение себя как коллективного субъекта, как общества, как тех, кто принимает решения и несет за них ответственность. На данном этапе люди увидели, осознали и были поражены тем, насколько их много, насколько велико количество тех, кто раньше был недоволен властью и думал, что он такой один.
Третий этап — выборы и первые месяцы после них. Здесь несколько главных треков.
Во-первых, беспрецедентное насилие, в масштабы которого долго нельзя было поверить, но поверить пришлось. Мгновенная горизонтальность и эффект присутствия, обеспеченные интернетом, соцсетями и Телеграмм-каналами, создали ситуацию, когда миллионы беларусов в одно и то же время проживали одни и те же эмоции чрезвычайной силы. Первые дни после выборов нанесли обществу огромную коллективную травму, разделив жизнь на «до и после». С одной стороны, такая травма очень деструктивна; с другой — она формирует общность эмоций, эти эмоции единовременно разделяются огромным количеством людей. Это очень сплачивает и формирует чувство «МЫ», которое закреплялось многотысячными маршами и мощнейшей поддержкой беларусов зарубежья. Здесь же сформировался новый образ беларусов как людей высокого морально-этического разбора, принадлежностью к которым стоит гордиться. В сумме это дает нам феномен «перекодировки», переосознания нации — и как единства, и как субъекта.
Второй момент — на полную мощность заработали новые механизмы социального (т.е. способов формирования, хранения, трансляции и воспроизводства паттернов и моделей поведения). Это главным образом горизонтальные механизмы, которые инициативно формируются в цифровой среде, проверяются десятками и сотнями заинтересованных спонтанных акторов, потом наиболее успешные и эффективные тиражируются и масштабируются практически без каких-либо авторов, лидеров, руководителей. С одной стороны, такая распределенная, децентрализованная система активностей (практик, инициатив) не смогла сразу обеспечить перелома в противостоянии с жесткой вертикальной системой власти. С другой — и власть не смогла уничтожить такую децентрализованную систему, у которой нет ни явных лидеров, ни четкой организации, ни сформированной идеологической платформы.
Современный этап
Если считать, что в 2020-ом году началась историческая или социальная революция (как скачкообразный, фазовый или формационный переход от индустриального общества к цифровому), то сейчас мы находимся на этапе контрреволюции, когда власти прикладывают максимум усилий для подавления любых, даже потенциальных форм и способов проявления взаимопомощи и солидарности. Фактически власть в своих действиях сейчас работает на уровне даже не индустриального, а традиционного общества с монархической формой правления (вариант султанизма). Общество же придавлено диким прессом репрессий, и что в нем происходит, судить крайне сложно. Однако видно, что процессы, хотя и замедлились, но идут, многие — в партизанском режиме. По данным социологических исследований можно говорить, что протестные настроения с начала года фактически не снизились. Больше трети общества как поддерживали протест (и его форму, и его требования), так его и поддерживают. Еще примерно треть поддерживают требования протеста (это прежде всего расследование фактов насилия со стороны силовиков, проведение новых выборов и прекращение применения насилия к «сторонникам протеста»). Если же говорить о сторонниках власти, то «жестких» лоялистов власти где-то процентов 15. И еще, наверное, столько же — это консервативные люди, которые очень боятся что-то менять.
О будущем
Что-либо прогнозировать крайне сложно. Ситуация очень динамичная. Это касается и того, что происходит внутри самого режима, и взаимоотношений власти и общества, и внешнеполитической ситуации (как по восточному, так и по западному векторам). На данный момент очевидно одно — напряжение остается, а власти делают все для того, чтобы оно усилилось по всем трем трекам: внутри режима, между властью и обществом, в отношениях Лукашенко и соседей.
Если все же делать осторожные предположения…
Во-первых, эксперты считают, что, скорее всего, режим будет продолжать игру на повышение ставок. У него просто нет выбора.
Во-вторых, сторонники протеста, они же авангард цифровой эпохи – они страницу не перевернут. Слишком велик кумулятивный эффект травмы — ковидной, электоральной, репрессивной.
В-третьих, маловероятно, чтобы восточный сосед возобновил полномасштабную поддержку режима. От беларусских властей сейчас не видно (по крайней мере, внешнему наблюдателю) никакой значимой положительной отдачи.
В-четвертых, по западному вектору идет наращивание градуса токсичности режима и желания санкционного ему противодействия прежде всего со стороны США.
Пятое, самый непредсказуемый фактор — это та волна ковида, которая сейчас накрывает Беларусь (специалисты говорят, что эта волна будет выше любой предыдущей).
И в заключение новый фактор — мигранты. За три месяца (август, сентябрь и октябрь) на литовской, латышской и польской границах было пресечено более 30 000 попыток незаконного пересечения границы нелегальными иммигрантами. И это только пресеченные попытки. Общий объем мигрантского трафика, ответственность за который Запад прямо возлагает персонально на режим Лукашенко, неизвестен. Зато известно, что только за октябрь на польско-германской границе задержано уже больше 5300 мигрантов, выбравших направление «беларусского транзита».
Пока мигранты являются проблемой только на границах Беларуси, но их уже много есть и «внутри» (по некоторым оценкам — порядка 15 000 человек). Насколько они контролируемы будут в условиях приближающейся зимы — вопрос.
В сухом остатке мы имеем ситуацию, когда власть жесточайшим образом завязана только на одном человеке; когда систему управления и все государственные институты лихорадит от перестановок руководителей и потряхивает от крайне противоречивых распоряжений; когда в экономической сфере внешнеторговое чудо заканчивается и сверхбарыши начинают падать; когда в обществе уровень тревожности и беспокойства за свою безопасность зашкаливает (особенно в Минске и больших городах); когда на внешнем контуре в противовес беларусам как народу с их «ангельским» образом сформирован и усугубляется образ режима как токсичного и террористического пятна в центре цивилизованной Европы.
Вывод: процесс революции запущен, динамика волнообразна, репрессии не прекращаются, но вариант «переворачивания страницы» невозможен. Ситуация остается напряженной, временной интервал разрешения противостояния власти и общества не определен, но результат неминуем – историческая революция приведет к смене политического режима.
Фото: Павел Кричко