“Если они думают, что их встретят хлебом-солью, они сильно ошибаются“

Поезд Киев-Харьков прибывает на вокзал в 6 утра. В городе тихо, но на площади возле вокзала уже ходят первые проснувшиеся жители. Я приезжаю сюда как журналистка и несу с собой в руках 12-килограммовый бронежилет и каску. И пока я жду свое такси, мимо меня парами и поодиночке проходят пятеро мужчин. Все они улыбаются, и я решаю спросить одного из них, а в чем причина.

– Я за все время полномасштабки никого у нас в касках не видел. Вы у нас одна будете такая! – говорит 43-летний Геннадий, зажигая сигарету. – Расстрою вас, но это не сильно поможет: ракета к нам летит 47 секунд. Лучше помолитесь – полезнее будет. 

Это потом я узнаю, что к смерти здесь относятся с юмором и принятием: приезжих такая позиция может шокировать, но здесь, кажется, это единственный способ не сойти с ума от стресса. Это первый яркий контраст с “мирным“ Киевом, который я ловлю после приезда.

– Страх бомбежек был в первые моменты, когда русские только начали расстреливать север. А сейчас… знаете, это уже привычка. Живы, здоровы – надо этому радоваться, – улыбаясь моему аутфиту, рассказывает 50-летний водитель такси Александр, когда помогает мне загрузить вещи в автомобиль. 

– Но ваша жизнь и здоровье под угрозой каждый день. Не думали уезжать? – спрашиваю.

– Уезжать? И отдать им Харьков? – щупая мой бронежилет, спрашивает мужчина. – Девушка, это не тот город, который сдастся. Если они думают, что их встретят хлебом-солью, они сильно ошибаются. Им нужна поддержка людей, а столько смертей наши люди им не простят.

Утро, в которое Александр подвез меня к моему жилью, было солнечным и спокойным: люди шли на работу, бабушки обсуждали новый привоз колбасы, мужчина ругался на захлопнувшийся дверной замок. И если ты выросла на постсоветском пространстве, эта картина может вызвать только детскую ностальгию. Кажется, что никакой войны нет. “Вам врут“, – постоянно говорит российская пропаганда. Такое ощущение может сложиться, если тебе повезло застать в этом городе какие-нибудь бестревожные полтора часа. К несчастью пропагандистов, прогулка по самому центру Харькова за несколько минут разоблачает их вранье.

“У нас здесь лупит постоянно. К смерти мы уже привыкли“

Присутствие войны здесь ощущается в деталях. Почти вся реклама содержит апелляцию к милитари-тематике. Женщины по телефону обсуждают вопросы с военкоматом у их мужей. Мужчины в военной форме рассматривают цветущую сирень. О том, что это всего лишь видимость нормальной жизни, говорят окна в центральных зданиях города. Они делятся на три вида. Целые – их меньшинство. Другие треснули и завешены фольгой. Остальные заставлены деревянными щитами и ДСП. Их наличие – итоги российских обстрелов баллистикой, дронами и КАБами. Почти любое здание разрушено, разбито либо словило следы осколков и взрывную волну. “Здесь убили маму с ребенком“, “а здесь мужчина вышел на балкон покурить и погиб“, “а здесь взорвали спасателей“ – каждая вмятина в кирпиче, асфальте и бетоне скрывает боль и кровь. Гостиницы, кафе, кондитерские, обычные жилые дома, парки – все эти места Харькова стали “стратегическими целями“ российских военных.

Сергей живет в подъезде напротив дома, часть которого была полностью разнесена российской ракетой 23 января. Мы с фотографом подходим к мужчине и его другу, когда они курят.

– Солнышко, ты думаешь, это было один раз? У нас здесь лупит постоянно. К смерти мы уже привыкли. В четыре утра ударили в соседнее здание – повырывало всем двери и окна. Двое детей убили, всего – 11 человек. Не у нас грохнуло – ну и ладно, спим дальше. Мы на следующее утро даже на работу спокойно пошли. О, вы слышите? У нас так постоянно, – указывает в сторону российской границы мужчина. Секунду назад там раздались два глухих взрыва. – У меня двоюродные братья в Белгороде, сейчас они мне никто. И если сюда кто-то решит зайти, у меня есть чем отстреливаться. А вот у наших военных защищаться нечем – столько пацанов уже погибло! Европейцы могли бы дать нам хотя бы оружие, а лучше – еще и системы ПВО, чтобы не слышать “этого“ каждую ночь.

“Это“ действительно происходит в Харькове и его пригороде почти каждые сутки. Время, за которое ракета прилетает в город, занимает меньше минуты – и, если воздушная тревога звучит ночью, ты должен быть спринтером, чтобы найти убежище. Принятие жизни по военному времени наступает на третий день, спустя двое почти бессонных суток от сообщений “угроза баллистики“. Сначала ты переносишь ночлег в ванную, чтобы следовать правилу “двух стен“, проверяешь телефон, когда за окном раздается очередной призыв быть начеку. Третья ночь и круги под глазами заставляют вставить беруши, выключить телефон и наконец-то уснуть в человеческой постели. В состоянии усталости выбор между постоянным волнением и смирением со смертью делается проще, чем казалось. Тем более он становится очевидным, когда люди живут в таких условиях годами.

Жизнь под российскими бомбами: перебои с электричеством и водой, постоянное жужжание генераторов, школы, спрятанные под землей

Эти ночные вызовы – не единственные для харьковчан: кроме изматывающих ночных атак, они вынуждены лавировать между расписанием подачи электроэнергии и воды. Зяряженные пауэрбэнки здесь становятся жизненной необходимостью: электричества для работы техники попросту не хватает. В последние недели российские солдаты взяли курс на уничтожение харьковских ТЭЦ – в городе уже разрушена одна из них. Именно поэтому улицы города звучат как работа вечного двигателя: генераторы стоят у входа чуть ли не в каждое кафе, и пешеходы, разговаривая друг с другом, вынуждены перекрикивать это жужжание. Светофоры часто не работают, поэтому почти каждый перекресток контролируют регулировщики. В ночное время центр Харькова погружен в темноту: освещение улиц обеспечивают только вывески на кафе. В спальных районах и парках ситуация совсем печальная: без фонарика здесь в принципе невозможно что-то увидеть.

Нынешняя проблема с электричеством – это только начало, уверен зампредседателя Харьковской областной военной администрации Евгений Иванов.

– У нас стабильно 300 тысяч абонентов находятся без света. Восстановить этот сектор до нормального состояния невозможно даже за несколько лет. Сейчас вся работа больниц, транспорта и госучреждений подстраивается под постоянные отключения электроэнергии, – рассказывает он. – Люди адаптируются, но в каком состоянии нам придется входить в отопительный сезон, пока страшно представить. 

Особенно тяжело в таких условиях работать школам, поэтому местная мэрия решила создать школу на станциях метро. Здесь, в убежище, ученики с первого по одиннадцатый класс пытаются продолжать свое обычное обучение. В будние дни уроки в классах проходят в две смены.

Длинные помещения оборудованы звукоизоляцией, чтобы дети не слышали воздушной тревоги и не пугались обстрелов. В каждом классе, кроме учителя, есть еще и психолог – на случай, если ребенку понадобится помощь. Всего в городе – 56 тысяч учащихся, из них почти 2200 учатся в такой метрошколе. Учительница пятиклассников Татьяна рассказывает, что детям важно быть здесь для социализации.

– У нас мало детей, которые были в действительно опасной ситуации или попали в эпицентр взрывов. В основном родители их оберегают. Как только все эти обстрелы начались два года назад, наши родители жили в школьном укрытии, старались отвлекать детей, чтобы они этих ужасов не слышали. И вы знаете, в итоге дети сейчас успокаивают даже взрослых, – грустно улыбается женщина.

Несмотря на бомбы, люди отказываются уезжать: “это наш дом“

Школы – не единственные, кому приходится работать в напряженных условиях. Бизнес, который вернулся в Харьков после того, как российские войска были отодвинуты подальше от города, тоже вынужден адаптироваться.

Кафе, у которого мы останавливаемся с фотографом, чтобы перекусить, работает с генератором. Его владелица Рина говорит, что существовать им непросто – вся работа кофейни завязана на электричество. Помимо этого, недавно в соседний дом прилетела ракета – взрывная волна задела и кафе Рины, из которого вылетели окна.

– Сейчас мы поставили новые стекла – деньги на это собирали друзья, знакомые, обычные посетители, – говорит девушка. – Экономически нам сейчас очень непросто. Но чтобы город жил, кому-то нужно работать. Что будет, если все закроются? Дело не в пафосе и патриотизме, просто это наш дом, здесь наши друзья и родители. Если у вас есть что-то важное, вы не будете бросать все и уезжать. Вы попытаетесь поменять свою жизнь и защитить то, что у вас есть.

Пока мы разговариваем, в городе в очередной раз (кажется, что бесконечно) звучит воздушная тревога. Реакция у всех одинаковая – равнодушная.

– Я заметила, что люди здесь совсем не спускаются в укрытие. Это из-за привычки к обстрелам?

– Не хотелось бы привыкать к этому состоянию, конечно, но у нас просто нет выхода. Скажем так, когда что-то летит конкретно на Харьков, люди реагируют… если успевают.

Узнать направление баллистики можно, проверив информацию в специальных ботах в мессенджере. Валя и Ирина сидят за столиком на улице и продолжают свой разговор, не обращая внимания ни на тревогу, ни на мобильные. Валя – художница. Она говорит, что многие молодые люди остаются в городе, несмотря на постоянные угрозы.

– Когда здесь начался движ, я уезжала месяц в Полтавскую область, куда прилетает немного реже. И меня физически тянуло назад. Если отсюда уедут все молодые художники, то наша культура просто умрет. Чтобы этот город жил, здесь должны быть молодежь, творчество и украинская культура, – говорит девушка. – В ином случае этот город просто превращается в бетон, его можно не защищать.

– Ты готова принять, что тебе придется жить дальше под обстрелами, с отключением света? 

– Если отключают свет, ты проверяешь по карте, у кого он есть, и идешь к этим людям. И вообще, сейчас вы видите город уже живым. А в феврале 2022-го здесь ничего не было: только взрывы, раздолбанные здания, неработающие кафе и улицы без людей. Мои друзья вернулись назад – все хотят, чтобы Харьков жил. А для этого нужно, чтобы кто-то всем этим пользовался, – говорит девушка.

На детской площадке возле кафе, где мы ведем разговор, слышен детский смех. 30-летняя Алина играет здесь со своей дочкой. Мы разговариваем, а на фоне начинает в очередной раз звучать тревога. Алина берет дочку за руку, но продолжает беседу.

– Уезжать отсюда? Нет, я не смогу. У меня здесь муж, он – моя семья. Как я его брошу? И куда выезжать? Для этого нужны деньги, другое жилье. Где мы это возьмем? – вздыхает женщина. – Мы смирились с риском, хотя хронический страх присутствует постоянно. Делаем что можем: у меня двое детей, мы с мужем гуляем с ними только по дворам. Когда прилет – рассказываем им, что это гром. Успокаиваем, как можем. Я уверена, что россияне до Харькова не дойдут. Скорее, будут устраивать постоянные обстрелы – это судьба приграничного города. 

Здесь, в самом центре, раздающиеся взрывы не останавливают обычную жизнь. Объяснения у всех похожие: “Надо работать“, “кормить детей“, “уезжать – а где нас ждут?“. Местные убеждают, что привычки жить в новых условиях у них нет – “нельзя к такому привыкнуть“. Но в сравнении с любым приезжим их поведение составляет острый контраст: теперь это – украинская “нормальность“.

– Вы удивляетесь, потому что вы здесь второй день. А мы так третий год живем. Где-то пережили оккупацию, вот дома на Салтовке – решето. Вы съездите посмотрите, во что наш район превратили “освободители“. Там семьи жили с маленькими детьми, – рассказывает 60-летняя Наталья, торгующая бижутерией на улице. Женщина начинает разговор со мной очень спокойно, но с каждой минутой ее голос становится резче и выше, а на глазах появляются слезы. Наталья говорит о Салтовке – самом большом жилом районе не только Харькова, но и Украины, население которого составляло около 400 тысяч человек. С февраля 2022-го года большинство ударов российской армии пришлись именно на эту территорию. В результате здесь было разрушено более 70% жилых зданий и инфраструктуры, а количество жильцов, по некоторым оценкам, снизилось до тысячи человек. И хотя вооруженные силы Украины смогли оттеснить россиян от города, сейчас большинство домов выглядят как сцены из постапокалиптичного фильма. Бабушки перечисляют, что россияне обстреливали Салтовку всем возможным оружием – кажется, что они разбираются в нем лучше, чем в семенах, которые выбирают на рынке.

Свидетельства из района-призрака в Харькове: “меня так накрыло, что я имена людей и таблицу умножения забыла“

Понимание, что ты находишься возле российской границы, ощущается ярче с каждыми ста метрами, которые проезжаешь в направлении Салтовки. Старые гаражи, отрекошеченные снарядами и осколками, большие многоэтажки, в которых вместо окон и балконов – черные пятна, горы бетона, когда-то бывшие целыми подъездами. По обе стороны дороги – таблички с надписью “мины“. И чем дальше, тем чаще встречаются и они, и военные на блокпостах, и тем громче слышатся артиллерийские выстрелы и РСЗО.

Остатки школы номер 134, в которой в первые дни боев за Харьков прятался и был уничтожен российский спецназ, стоят здесь как живое напоминание о жестоких боях.

Сейчас на месте школы – только обломки, и они здесь не исключение. Если замереть в любом месте района, по всем сторонам окажутся высокие дома, с которых свисают оконные рамы – в любую секунду они могут упасть вниз от малейшего дуновения ветра. В квадратах, бывших когда-то жилыми квартирами, еще видна обгоревшая мебель. Сейчас в этих пропастях на самых высоких этажах живут птицы. Детские площадки стоят пустыми. Каждый двор похож на предыдущий – их отличает только степень разрушенности.

Людей здесь практически нет, даже несмотря на то, что, по информации властей, они начали возвращаться сюда после освобождения некоторых сел. Делают это в основном пожилые люди из-за отсутствия денег для переезда. В итоге некоторые из них решают обживать разрушенные и почти непригодные к жизни дома. Такое решение приняла и Ольга.

В марте 2022-го года снаряд попал в ее дом. Местные жители прятались в подвале, и когда обстрел немного утих, люди стали выходить из укрытия. В этот момент около здания взорвалась ракета. Тогда здесь погибло пять человек, а женщину накрыло взрывной волной и ранило.

– Меня так накрыло, что я имена людей и таблицу умножения забыла. Ракета – это хай вас бог милует, что за опыт. Видно только хвост с огнем, идет бесшумно, а потом бах – и все, тебя прибило.

Три месяца Ольга провела в больнице, а затем вернулась сюда. Она совсем мало говорит о войне, переключается на вещи, которые в этой обстановке кажутся маловажными. Кажется, будто она разговаривает сама с собой.

–  У меня было 80 кустов роз – и с той стороны, и с этой. Сейчас ничего нет. Книги были – десятки полок, все посырели… 

– А что с вашей квартирой? Она пострадала? – аккуратно спрашиваю.

– Ну конечно, осколки снарядов по потолку прошли. Пробило теплотрубу. Бомбы попадали, стенки повылетали. Окна у меня на другую сторону выходят, так хотя бы стены в квартире остались. Трубу поремонтировали, в сентябре вот газ подключили, в декабре свет провели. Но в подъезде у нас сейчас только я живу. Остальные уехали, разбежались. А мне что, куда за молодежью? Сижу жду сына с войны. Слава богу, он хотя бы живой.

Ольга проводит нас в дом на второй этаж. Не провалиться в пропасть разваливающегося дома – тот еще квест. С потолков свешены доски, обрывки клеенки, двери лифта качаются на ветру, приоткрывая пустое пространство шахты. На стенах – следы от языков пламени и осколков снарядов, а на полу – много пыли и стекла.

Такая же ситуация в квартире у учителя физкультуры Александра, который живет через две улицы от Ольги. Подъезд мужчины сгорел по вертикали – с пятого по девятый этаж. Сейчас он представляет собой целиком черные блоки, в которых стоят старые ванные, а через дыры в полах можно переговариваться с людьми этажом ниже.

– После начала обстрелов мне с женой удалось выехать из Салтовки к родственникам. При этом нам обоим хотелось вернуться в район, в котором мы жили с 1990-х годов. Сейчас мы пытаемся восстановить свою квартиру. Жильцов в подъезде кроме нас нет – немногие хотят возвращаться в квартиры без воды, газа и отопления, – говорит мужчина.

На вопрос, как после всего произошедшего он относится к россиянам, Александр лишь машет рукой – и реагирует нецензурно. В Харькове о напавших соседях все вспоминают максимально грубо и жестко. Сложно найти хотя бы кого-то, у кого в городе на подобные вопросы окажется другая реакция. По словам местных, раньше здесь к россиянам было спокойное отношение, а теперь им желают смерти. Странно ожидать других эмоций, когда твоя жизнь уходит на постоянное существование в воздушной тревоге. Удары баллистики, КАБы и дроны уже становятся привычными фоновыми условиями. И 47 секунд, за которые в город прилетает ракета, оказываются слишком короткими, чтобы тратить их на поиск укрытия.

Все эти изматывающие переживания, которыми харьковчан наградил Путин, как будто перестают быть заметными на третий год войны. Важным остается другое: если в Кремле надеялись, что город устанет, сдастся и склонится перед российскими солдатами, то они не впервые серьезно просчитались. Пока все выглядит так, что России придется столкнуться с обратным: ненависть за убийства родных, друзей и соседей обостряется здесь с каждым новым ударом. К факту соседства с этими людьми здесь тоже относятся негативно – “никакого прощения после пережитого“. Очевидно, чтобы исправить ошибки, и России, и соагрессору в войне Беларуси придется совершить колоссальные усилия. Сколько времени это займет, пока неясно. Понятно одно: делать это будут совсем другие люди, не из свиты Путина и Лукашенко.

Источник: veridica.ro