Разговор с немецким экспертом, инвестиционным консультантом по Восточной Европе, в прошлом — членом Наблюдательного совета Банка развития Беларуси Даниэлем Крутцинной представляет экономический взгляд на эту тему. 

Чем Беларусь была интересна западному бизнесу и чем могла бы быть интересна в будущем? У меня впечатление, что западные инвесторы приходили в Беларусь с прицелом на Россию и рынок Евразийского экономического пространства.

— На самом деле Беларусь для западного бизнеса была всегда специфическая страна. Не совсем легко понять, потому что все-таки уровень госрегуляции не низкий, часть отраслей — государственные. Собственный рынок — небольшой, сравнительно маленькая доля частного бизнеса. 

Мы, например, несколько раз для Metro Group (одна из крупнейших торговых сетей в мире) изучали  возможности прихода в Беларусь — они же даже в Молдову зашли. Но в итоге в Metro решили, что по структуре малого и среднего бизнеса для них в Беларуси нет рынка. Дело в том, что многие функции, которые в других странах выполняет малый и средний бизнес, в Беларуси берут на себя государственные структуры, которые по-иному закупают их товары. 

Поэтому, в первую очередь, Беларусь для западного бизнеса была рынком поставки оборудования для модернизации. И вот это был ключевой элемент взаимоотношений, где встречались интересы. 

Бизнес-модель Беларусь многие годы состояла в следующем: брать сырье в России, перерабатывать и продавать на западные рынки. При этом одновременно использовать западное финансирование и оборудование для модернизации государственных и частных производств, ориентированных на экспорт в страны СНГ и страны третьего мира. 

Вот упрощенно основная бизнес-модель Беларуси. И в этой бизнес-модели больших инвестиций Запада толком никогда не было, но поскольку были достаточно большие объемы для модернизации инвестиционных производств, учитывая размер страны, то с этой точки зрения Беларусь была интересным рынком. 

Еще, конечно, были вопросы по внутреннему рынку — то, что не приветствовалась конкуренция с отечественными производителями. Если на экспорт — окей, но если конкурировать на местном рынке, то такая конкуренция со стороны государства не поощрялась. 

Поэтому, соответственно, те немногочисленные производства с западными инвестициями, которые были, были ориентированы на экспорт. Они появились, например, в отрасли деревопереработки, когда ее начали дерегулировать и предоставили более свободный доступ к сырью. Пример — локализация производств для IKEA. Или, например IT-отрасль, хотя это не классические инвестиции. Эта сфера во многом развивалась собственными силами.

Другой вид инвестиций с Запада — проекты, которые оговаривались на самом верху. Пример Stadler, как производство в Беларуси, ориентированное на страны СНГ. Или приватизация мобильного оператора Velcom, часового завода «Луч» и так далее. Хороший пример также приход австрийской компании Kapsch. Это отдельные проекты, которое оговаривались на топовом уровне, часто без тендеров и конкуренции. 

Конечно, если семейные западные компании, которые не очень привязаны к стандартам корпоративного управления, видят для себя возможность занять какую-то нишу без открытой конкуренции, они на это шли, но это штучные примеры.

Насколько в результате изоляции санкций Беларусь может отстать от Европы — экономически, технологически? Все-таки благодаря технологиям, которые приходили с Запада, Беларусь могла быть успешной на рынках стран третьего мира.

— Об этом уже говорил, когда речь шла о бизнес-модели Беларуси. В этой модели Европа играла важную роль как источник для модернизации производств, закупки инвестиционных товаров с более дешевой ресурсной базой для финансирования. Однако тут тоже была конкуренция — с Китаем. Крупные модернизационные проекты, например строительство Светлогорского целлюлозно-картонного комбината или цементная отрасль, осуществлялись за счет китайского финансирования и оборудования. 

Мне сложно оценить, насколько эти проекты были эффективными, но модернизация за счет западного оборудования тоже не всегда была эффективной. Иногда закупалось не то, в чем нуждался рынок в конечном счете. 

В любом случае с точки зрения модернизации и инвестиционных товаров была китайская альтернатива и она остается. 

Однако, по условиям финансирования в принципе Китай никогда не мог конкурировать с Западом. Мы это видели в Банке развития — китайские кредитные линия слабо осваивались.

Пример модернизации деревообработки, когда предпочтение было отдано западным поставщикам оборудования, а не китайским, связан не с тем, что в Китае не было соответствующего оборудования. Было, но условия финансирования его поставок уступали европейским — они были хуже. 

И в этом плане в любом случае Беларусь проиграет, потому что сломана бизнес-модель, произошло удорожание ресурсной базы. Естественно, к этому еще прибавляется политический момент, что сейчас даже для китайских компаний бизнес в Беларуси попал в зону риска. Для них есть неопределенности, связанные с тем, вступит ли Беларусь в войну, безопасны ли инвестиции, будет ли Беларусь обслуживать кредиты. 

По России явно видно, что экспорт китайских инвестиционных товаров резко сократился. Не то чтобы рынок совсем схлопнулся — нет, но падение поставок очевидно и связано как раз с оценками рисков в стране. И тоже санкциями, потому что для крупных китайских компаний более важно сохранить глобальные рынки, чем рынки Беларуси и даже России. В этом плане санкции сказываются и будут сказываться негативно.

Власти Беларуси традиционно пытались развивать сразу все и это распыляло и распыляет объективно ограниченные ресурсы и возможности. Какие сферы стоит развивать с учетом преимуществ, а на какие не стоит тратиться?

— Эта проблема есть, и мы это видели на примере модернизации деревообрабатывающей отрасли, когда каждый директор старался освоить как можно больший бюджет. В итоге все 9 заводов, если я все правильно помню, занимались всем — и пиломатериалами, и мебелью, и ДВП, и ДСП. Почти не было специализации. 

Это, конечно, неправильная настройка, когда у каждого директора есть мотивация освоить как можно больше денег, а не найти свою конкурентную нишу. 

В целом мне кажется, что бизнес-стратегия для Беларуси как буферной страны, которая с одной стороны в экономическом союзе с Россией, но с другой стороны берет финансирование и инвестиционные товары с Запада, при этом может свободно торговать с соседями, была в принципе неплохой. Вопрос в том, как ее восстановить в новом мире, который нас ждет. Это лирическое отступление по поводу геополитики.

Если говорить о потенциале, то я думаю про такие отрасли как IT, где мобильные кадры. Однако в условиях, когда люди покинули страну, восстановить такие отрасли будет, конечно же, непросто.

Мне кажется, что в любом случае в Беларуси сохранится производственный потенциал и производственная инфраструктура. 

Если предполагать, что отношения с Россией не разрушатся, то Беларусь может быть интересной площадкой с хорошим производственной площадкой и квалифицированными кадрами, которая будет производить для этого рынка и стран третьего мира. Потому что соотношение цены и качества является хорошим. Рабочая сила в Беларуси уже не дороже, чем в Китае — скорее наоборот, при этом страна в центре Европы. 

В Европе таких лоукост-стран становится меньше и меньше. Болгария и Румыния вошли в ЕС, зарплаты растут атомными темпами. Естественно, послевоенная Украина и Беларусь интересны как лоукост-плацдарм, где можно что-то производить. Это могут быть автокомпоненты, деревопереработка и даже машиностроение, если власти позволят реорганизовать беларусские заводы и снимут с них социальную нагрузку — чтобы они могли быть конкурентными и не перекладывали множество социальных издержек на себестоимость своего производства. 

Я вижу потенциал в производстве еще и потому, что в нем кадры сейчас в диапазоне от 40 до 60 лет — то есть не так подвижны и не станут массово уезжать из страны. 

Они будут готовы за вменяемые деньги работать и ориентироваться при этом на глобальный рынок. 

В одном из Ваших интервью прочел мысль, что Беларусь похожа на Германию в плане производственной культуры. Это нам явно в плюс. Что еще можно было бы позаимствовать в Германии? 

— Да, это безусловно. И я это говорю всякий раз, когда задаю вопрос, почему Германия конкурентна и слышу ответ про хорошие кадры, подготовку, условия финансирования и так далее. Это все правильно, но не хватает одного ключевого элемента — местного самоуправления. 

В Германии традиция местного самоуправления гораздо старше федерализма. Федеральное государство было создано в 1871 году Бисмарком через объединение Германии. Через него был создан большой внутренний рынок и произошло делегирование определенных полномочий на федеральный уровень. До этого на уровне городов и районов на протяжении веков существовал сильный элемент местного самоуправления, когда городские и местные советы не назначались сверху, а избирались снизу — местным населением. То есть была обратная связь и тесная коллаборация, говоря современным языком, между администрациями, бизнесом, учреждениями образования и гражданским обществом. 

Отсюда культура добровольной службы, которая очень важна в Германии — например, до сих пор в маленьких городах нет профессиональной пожарной службы. Эту функцию выполняют жители города на добровольных началах в качестве дополнительной нагрузки к своей обычной работе. Но через это они получают определенные бонусы, раньше — имели голос при формулировании стратегии развития своего района или города. 

Мне кажется, что в Беларуси намного лучше, чем в Украине, а тем более в России и даже странах Балтии сохранился достаточно хороший уровень администрирования в регионах. 

Нужно просто заменить модель местного управления сверху вниз на модель снизу вверх. 

Дать голос местным предпринимателем, децентрализовать финансы с тем, чтобы люди могли сами управлять заработанными деньгами — решать во что инвестировать, что строить и что развивать. 

Это будет очень мощный толчок для развития всей страны — не только регионов, столицы или областных центров.

На одной конференции Вы задали вопрос, зачем стране, в которой нет реформ, элитные кадры. Реформы рано или поздно начнутся и вот в чем, по-Вашему, должна состоять именно кадровая?

— Наверное, Вы ссылаетесь на мой комментарий в стартап-хабе Imaguru — там было мероприятие, посвященное вопросу, нужны ли бизнес-школы в беларусских реалиях. Я провокационно ответил на этот вопрос «нет». 

Понимаете, для того, чтобы перекладывать социальные издержки на себестоимость производства и затем пытаться продавать такую продукцию — для этого MBA не нужен. 

Кадры — это образование. Мне сложно оценить всю систему образования Беларуси — там же был большой проект со Всемирным банком, ориентированный на реформу высшего образования. В целом, наверное, образование в Беларуси должно стать более прикладным. Мы, например, в то время создали магистратуру, направленную на внедрение IT-технологий внутри страны. Мы видели большой успех Парка высоких технологий в экспорте IT-услуг причем на рынок Европы и США. Но при этом лишь процентов 10 всего того, что экспортировалось, использовалось внутри страны.

В Беларуси были и есть IT-компании, которые работали на местный рынок и активно сотрудничали с властями. Например, BelHard, которая пыталась превращать Беларусь не только в IT-экспортера, но и в IT-страну. Я думаю, что в этом направлении можно развиваться. 

Несмотря ни на что IT-отрасль очень сильная. Она может использоваться как движок для развития и модернизации Беларуси — экономики, образования, торговли, промышленности, сельского хозяйства, логистики и так далее.

В принципе образ IT-страны — хороший. 

Например, как идея о том, что в Беларуси создаются IT-продукты, которые обкатываются внутри страны, а затем экспортируются в мир. Естественно для этого должно меняться отношение в системе госуправления к этому. 

Это означает, что, например, такой стартап как OneSoil, чтобы он не ушел из Беларуси, должен был получить карт-бланш и поддержку от Минсельхозпрода на развитие своих разработок. 

В любом случае я сужу глазами 2019 года — я не был в Беларуси уже больше двух лет. Думаю, что есть немалые изменения в госаппарате, где прошли чистки открытых и ориентированных на реформы людей. 

Тем не менее, я думаю, что какой-то потенциал сохранился и если изменятся политические и геополитические условия, то у Беларуси есть возможности быстро интегрироваться в глобальную экономику. 

Хорошо бы. Не стоит ли Беларуси сместить акценты с производственной сферы на сферу услуг? Все-таки у нас нет собственной ресурсной базы даже для тех производств, которые есть.

— Во-первых, это уже происходит. IT-отрасль как раз пример. Или логистика и транспорт — беларусские компании оказывали свои услуги, связывая крупные рынки стран, с которыми соседствует Беларусь.

Во-вторых — в Германии и Швейцарии тоже мало собственного сырья, тем не менее в этих странах очень сильные производства, потому что есть инновационная система и необходимые кадры. Поэтому сырье — не аргумент, если Беларусь вернется к нормальным отношениям с соседями и глобализированный мир возобновится. 

Мир может стать более региональным, но даже в таком мире, как мне кажется, именно у Беларуси есть конкурентные преимущества, чтобы стать лоукост-хабом в Европе как в производстве, так и в сфере услуг. 

Фота: Belsat