Откуда взялась конференция?
Инициатива конференции принадлежит Австрии, но ее корни ведут в март, когда Светлана Тихановская объявила о голосовании за начало переговоров по выходу Беларуси из кризиса при международном посредничестве. Тихановская считала, что голосование поможет добиться решительных шагов от ОБСЕ и ООН и вынудит пойти на переговоры тех представителей режима, которые «готовы думать о будущем и принимать зрелые решения».
Таких, как известно, на режимном объекте под названием «Беларусь» не нашлось. Зато идею подхватила Австрия еще в канцлерство Себастьяна Курца, а за воплощение в формате конференции взялся его преемник Александр Шалленберг, выдавший мысль, что санкции не могут быть единственным языком, на котором нужно говорить с Беларусью.
И Австрия (если судить по высказываниям Эвы Эрнст-Дзедзич), и штаб Тихановской рассчитывали, что на нейтральной территории власти Беларуси, России и белорусские демократические силы смогут начать диалог и сблизить позиции.
Режим посчитал конференцию недружественной и отказался от участия в ней. Глава МИД Владимир Макей, комментируя инициативу и своё обсуждение, в том числе и лично с Александром Шалленбергом, назвал ее пустой и бессмысленной затеей.
Чем важна конференция в Вене?
Уже самим фактом своего проведения и, независимо от исхода, эта инициатива должна быть продолжена. Это первый блин и даже, если он пока не по вкусу, важно, что Австрия взялась его испечь. Впервые с момента кризиса в Европе заговорили о том, что для ответа на белорусский вопрос недостаточно санкций и тем осторожно качнули маятник в сторону диалога.
Многократно высказывал мнение, как важно, чтобы одна из западных стран, обладающая ресурсами, авторитетом и, самое главное, имеющая опыт прямых контактов с Лукашенко, впряглась в процесс, как если бы речь шла про ее национальные интересы. Австрия одна из стран, подходящих на эту роль, хотя понятно, что в многоликом ЕС ее голоса может быть недостаточно. Да и сама миссия может показаться не особенно благодарной, поскольку для успеха Австрии потребуется продвигать непопулярные внесанкционные подходы.
При всем при этом, именно этот путь может иметь серьезные перспективы, особенно если, несмотря на тяжесть ноши, взять на себя координацию международных усилий и, например, попытаться разладить белорусско-российский тандем предложением, от которых Минску или Москве будет сложно отказаться. Возможность геополитических разменов никто не отменял, какими бы невероятными они не казались на первый взгляд. Устойчивость белорусского режима объясняется стоящей за его спиной Россией, у которой в этом кризисе свои цели. Вбив клин в эту «дружбу», можно добиться куда большего, чем до сих пор.
Сам факт возобновления диалога Запада с режимом может дискредитировать Лукашенко в глазах Кремля. Как уже отмечал в одном из пульсов, тандем может развалиться и режим останется один на один с кризисом. Правда, по этим же причинам эти переговоры могут и не состояться. Несмотря на кокетливые предложения Путина Западу вести с Беларусью диалог напрямую, есть сомнения насчет наличия у Лукашенко таких возможностей. Ренессанс многовекторности в Кремле не одобрят, поэтому этот шаг для него очень рисковый.
Может ли конференция иметь положительный эффект?
Может, если будет использована организаторами для критического осмысления подходов ЕС по реагированию на белорусский кризис. Это касается санкций – они могут быть подручным средством дипломатии для пущей убедительности, но не должны подменять ее. Это касается и выработки стратегии, отсутствие которой делает политику Евросоюза по Беларуси импульсивной и ситуативной, а все расчеты и ожидания нереалистичными.
Режим далеко не в том положении, чтобы садиться за один стол с представителями белорусских демократических сил, которые он видит в тюремной камере. Не думаю, что это откровение для МИД Австрии или штаба Светланы Тихановской, и в этом смысле все ожидания были скорее всего рассчитаны на публику.
Если же представить себе диалог, то в настоящих условиях самый реалистичный сценарий — это контакты представителей власти с коллегами из западных стран в закрытом формате без участия демократических сил. Нахождение развязок по таким критически важным для сторон темам как миграционный кризис и авиационная безопасности вполне досягаемо. Там могут открыться пути и к более сложным темам, если сохранение лица по обе стороны переговорного стола не будет играть доминирующую роль.
Зачем нужен диалог?
Он нужен, чтобы поставить конфликт на паузу и тем дать передышку белорусскому обществу, вывести его из-под удара репрессий и санкций тоже.
По-моему, мало достоинства в позиции политиков, отказывающихся от диалога с режимом только потому, что это уронит их лицо или станет демонстрацией слабости. Если такая гордая линия и демонстрация силы решают проблему, то окей, но ведь не решают. На конкурсе стальных яиц, навязанном режимом Евросоюзу (с Лукашенко все понятно, а ЕС это зачем), на кону стоят судьбы и жизни, и счет уже открыт.
Процитирую мысль Виталия Силицкого, высказанную им 10 лет назад по следам событий 19 декабря 2010 года: «ключ к изменению ситуации в Беларуси лежит совсем не в форме воздействия на Лукашенко, а в форме воздействия на белорусское общество». Сегодня именно репрессивно-санкционное бытие определяет белорусское сознание, и оно рождает только страх — перед настоящим и будущим.
Под давлением режим не ослабит гайки и будет и далее консервировать Беларусь по северокорейской модели и даже, если в наших условиях скопировать ее целиком не получится, не думаю, что это меняет суть. В атмосфере страха, в которой живет белорусское общество и вероятного обнищания в свете изоляции и вероятного ужесточения экономических санкций, желанные перемены и даже борьба за них крайне маловероятны.
Фото: Reuters