В большом разговоре с ней оцениваем пропускную способность Русской православной церкви (РПЦ) как канала влияния России на Беларусь, разыскиваем идеи русского мира в православии, разбираемся во взглядах священников Беларусской православной церкви (БПЦ) на войну, мир и демократию, а также выясняем, где земной начальник митрополита Вениамина — в Москве или в Минске.

Что сегодня из себя представляет Беларусская православная церковь? Сколько действительно верующих среди тех, кто просто называют себя православными?

– О количестве верующих говорить сложно, потому что в БПЦ не ведется никакой статистики и учета. Чаще всего используются данные социологических исследований, в которых цифры тоже отличаются в зависимости от того, как формулируются вопросы. 

Считается, что к православным себя относят от 70 до 80 процентов населения Беларуси. По другим исследованиям, когда люди отвечают на вопросы, насколько для них важна вообще религия в жизни, как она влияет на повседневность, практикуют ли они молитвы, посещение храмов, то цифры выходят настолько скромными, что Беларусь оказывается на одном из самых последних мест в Европе по уровню влияния религии на жизнь. 

Можно сказать, что по самым оптимистическим оценкам, лишь 100-150 тысяч человек активно участвуют в церковной жизни. И что для них это значит больше, чем просто вспомнить раз в году, какая сегодня дата. Поэтому очень большая разбежка между формально православными и реально верующими. В современных условиях ее особенно сложно оценить. 

Каждый год публикуется количество зарегистрированных религиозных общин. На начало этого года их насчитывалось свыше 3400, половина из них относится к православной церкви. Это единственная более-менее объективная цифра, которой можно уверенно оперировать.

Для сравнения БПЦ с другими поместными церквями в других странах приведу такой факт: в Беларуси существует лишь одна реально действующая семинария — в Жировичах, а также духовная академия в Минске. В соседней Украине семь духовных семинарий в одной лишь Украинской православной церкви, ранее связанной с Московским патриархатом. В общеправославном масштабе БПЦ — это сравнительно небольшая организация, в Беларуси в принципе сравнимая даже с протестантами или католиками, если говорить об активе верующих. 

С чем связаны религиозная пассивность общества и ограниченное влияние церкви на повседневную жизнь? Дефицит ярких проповедников в телевизоре или дело в чем-то другом?

— Целый ряд факторов. Когда-то я делала анализ медиаконтента на предмет того, что вообще церковь предлагает людям, про что она говорит. Я анализировала вопросы, которые люди присылают в газеты и журналы по религиозной тематике. Оказалось, что большинство вопросов касается каких-то ритуальных вещей. Например, нужно ли переосвящать квартиру после ремонта, может ли женщина в критические дни поднести своего ребенка к причастию, можно ли совершить панихиду не на сороковой день после смерти, а в другую удобную дату, какие цветочки, куда принести, сколько штук, куда скорлупу от яиц выбрасывать и так далее. 

То есть люди видят в церкви институт, который имеет компетенцию только в ритуальных вещах и может более-менее компетентно рассказать, где и кому какую свечку поставить, где и как молиться, какому святому. Круг вопросов, с которыми люди в Беларуси обращаются к церкви, ограничен примерно такими.

Священникам это тоже удобно, они в этой сфере чувствуют себя как рыба в воде. Именно в этих вопросах они профессионалы, отвечают уверенно и компетентно, независимо от того, что они говорят. Когда же вопросы касаются других аспектов жизни, то ситуация иная. Либо то, что они будут говорить, будет звучать радикально, либо некомпетентно. Ответы могут быть слишком банальными и оттого неудовлетворительными, либо слишком сложными, которые человек не сможет воспринять. К тому же у самой церкви нет пула сформулированных ответов на животрепещущие вопросы вне ритуалов.

Начиная с ковида, когда церковь в Беларуси поддержала нарратив властей, фактически отрицавших опасность эпидемии, при том, что люди массово болели и умирали, доверие к БПЦ упало. После августа 2020 года у людей в целом сложилось впечатление, что церковь на стороне режима Лукашенко, хотя это не совсем так. 

На самом деле БПЦ сделала большой шаг вперед по сравнению со своими прежними установками. В ней произошел такой же переворот, как в целом в беларусском обществе. Однако поскольку власти были заинтересованы, чтобы только картинка поддержки транслировалась, и по ряду других факторов сложилось впечатление, что БПЦ за Лукашенко. Кроме этого, произошла смена руководства, а именно — пришел митрополит Вениамин, который действительно поддерживает Лукашенко. По совокупности всего этого вдохновение от религиозной жизни у многих людей ушло, они перестали ходить в церковь.

Война, видимо, усугубила ситуацию, в особенности позиция Русской православной церкви на войну?

— Да, война усугубила это все из-за роли патриарха Кирилла. В Украине это произошло в большем масштабе, у нас в меньшем. Многие люди в Украине были очень лояльны к патриарху, смотрели на него как на духовного лидера — а он их предал оправданием войны и отдал в руки насильников и убийц. И никак за них не заступился. В результате для многих стало невозможным произносить это имя на богослужениях, как это было принято. Оно стало звучать как железом по стеклу. 

В Беларуси на волне неприятия позиции РПЦ многие священники ушли за штат, не желая представлять такую церковь. Кто-то пытается получить светское образование, чтобы быть более независимым. Кто-то пытается уехать заграницу. Они остаются православными, хотят служить Богу, но не в этой церковной структуре. Кто-то наоборот остается, руководствуясь иными соображениями: чтобы у людей, вопреки всему ищущих в церкви утешение и духовную помощь в ситуации репрессий в стране и войны рядом, была возможность все это найти.

Много ли таких священников? Применимо ли к церкви социологическое деление общества на “ябатек”, “змагаров” и “нейтралов”, и кто из них преобладает в БПЦ?

— В целом это “нейтралы”, конечно. “Ябатек” мало, но поскольку у них больше ресурсов сейчас, они ничем не рискует, а наоборот в фаворе и в связке с властями работают, соответственно их влияние больше. 

“Нейтралы” молчат, но мимикрируют больше под “ябатек”, даже ими не являясь. Их молчание иногда бывает громким как в одну, так и в другую сторону. Сейчас молчание обусловлено репрессиями. В высшем церковном руководстве БПЦ считают за лучшее в таких репрессивных условиях демонстрировать лояльность. При этом мы видим, что в беларусском епископате, например, редки случаи открытой поддержки войны. БПЦ в этом вопросе идет в фарватере Лукашенко, а не Московского патриархата, который расшифровывает СВО как святая военная операция. 

Митрополит Вениамин не высказывается открыто на этот счет, ориентируясь больше на позицию беларусских властей, а не своих церковных в Москве. Он типичный “ябатька”, но скорее как депутат Марзалюк, чем как активистка Бондарева. Даже, если митрополит за русский мир и единство Беларуси и России, но Лукашенко такие позиции публично не проговаривает, то и патриарший экзарх всея Беларуси тоже не будет. 

Архиепископ Новогрудский и Слонимский Гурий является другим примером – он генерирует теории заговора по любому поводу. В свою очередь архиепископ Гродненский Артемий выступил против насилия и беззакония беларусских властей, а также против войны, из-за чего впал в немилость и был смещен со своей кафедры.

БПЦ является подразделением Русской православной церкви, то есть находится в подчинении у Московского патриарха. Тем не менее, получается, что влияние не настолько велико, как принято думать. На что влияет Московский патриархат в Беларуси?

— Сложный вопрос. На Московский патриархат тоже что-то влияет. И там тоже есть разные тренды, которые происходят, например, из проповедей и получают самостоятельную жизнь. Я бы не переоценивала возможности Московского патриархата просто разрабатывать какую-то стратегию и что-то продвигать целенаправленно. У него нет такого интеллектуального ресурса. Традиционный нарратив о Святой Руси не должен восприниматься как нечто обязательно связанное с русским миром, где Москва — это центр. Наоборот, в Святой Руси центром может являться и Киев. 

Безусловно, какие-то нарративы попадают в наше беларусское поле, в частности нарратив о традиционных ценностях, который превалирует над всеми иными. Этот нарратив в принципе разделяется обществом в странах Восточной Европы и не только. Он используется в культурных войнах между критиками и сторонниками современной западной цивилизации вокруг вопросов пола, сексуальной ориентации, феминизма, ювенальной юстиции, абортов и так далее. Эмоционально это очень сильно заряженные темы, на которых играет государство, противопоставляя и защищая от «безбожного» Запада свой мир, где папа пьет и маму бьет, но это папа и мама, а не как в западных реалиях, в которых якобы теперь только “родитель номер 1” и “родитель номер 2”. Церковь хорошо вписывается в эту борьбу на стороне властей. Причем это касается не только БПЦ, но всех христиан — и католиков, и протестантов.

Например, митрополит Тадеуш Кондрусевич, который в 2020-м выступил против насилия, до этого вместе со Свято-Елисаветинским монастырем собирал подписи в поддержку запрета ЛГБТ-пропаганды или чего-то подобного. Уже после своего изгнания и возвращения он писал во Всебеларусское народное собрание о необходимости запрета абортов и фиксирования брака как союза мужчины и женщины.

Фото: Наталля Василевич

Все-таки, если говорить о влиянии, образно говоря, митрополит Вениамин, проснувшись поутру и помолившись первым делом читает “Пул Первого” или сайт Московского патриархата?

— Наверное, созванивается с Натальей Качановой за инструкциями. Я думаю, что, конечно, приходят инструкции и из Московского патриархата. Просто сейчас скорее всего все эти инструкции не противоречат друг другу.

То есть пока нет конфликта между режимом Лукашенко и режимом Путина, не будет конфликта между митрополитом Вениамином и патриархом Кириллом. Как только между Лукашенко и Путиным случится серьезный конфликт, можно будет узнать, на чьей стороне патриарший экзарх всея Беларуси. Я предполагаю, что митрополит Вениамин играет в команде Лукашенко, а не патриарха Кирилла. 

Где пересекаются русский мир и православие, если пересекаются?

— Есть такие идеи в православии, которые хорошо монтируются с идеологией русского мира. Например, уже упомянутая мной идея Святой Руси, которая вообще говоря является антиимперской. Она возникла в 19 веке в Российской империи, где церковь была частью имперского аппарата. В этих условиях интеллектуалы и визионеры того времени пытались сформулировать альтернативу такой церкви через романтизацию прошлого и древних святых, живших на Руси. Кроме этого, идея Святой Руси, которую в своих целях использует патриарх Кирилл, могла быть наоборот антивоенной — осуждающей братоубийственную войну, как раз разрушающую Святую Русь.

Концепция русского мира, на мой взгляд, если говорить совсем честно, сама по себе не является плохой. Сейчас она очень токсична, заражена деструктивной идеей доминирования, власти, какого-то консервативного поворота, “суверенитета” в противостоянии “гегемонии Запада”. С другой стороны, сама по себе она мало чем отличается от идеи европейского единства и иных проектов подобного рода. В другой “Вселенной” — там, где нет современной России, путинского режима и патриарха Кирилла, она могла бы иметь право на существование, даже сработать на демократизацию, концепцию партиципаторной демократии.

В любом случае, сейчас нам главное остановить войну, освободиться от российского влияния, потому что оно очень деструктивно влияет на нашу страну, наш народ. А дальше судьба “русского мира” будет видна – возможно, “русский мир” трансформируется во что-то другое либо совсем маргинализируется.

Представляет ли РПЦ в сегодняшнем виде во главе с патриархом Кириллом и при том характере взаимодействия с Кремлем угрозу для Беларуси?

— Действия РПЦ влияют на поляризацию в обществе. Количество “нейтралов” по отношению к РПЦ уменьшается. Есть меньшинство, которое в любом случае внемлет и принимает все, что исходит от патриарха Кирилла. Увеличивается другая часть общества, для которой все, что делает и вещает РПЦ, это “ту мач”, и которая не хочет иметь с ней ничего общего. Я думаю, таких людей большинство в Беларуси. 

Пропаганда РПЦ не столь влиятельна, потому что она занудна и завуалирована. Проповеди Кирилла не пользуются спросом, наоборот раздражают и возмущают. Те, кто принимает, например, идею войны, тем нужны слова другого уровня накала и эмоций. Патриарх Кирилл никогда не был зажигающим проповедником и харизматичной личностью для паствы, он, скорее, такой бюрократ от религии, чьи слова пропускаются мимо ушей. Это уже с начала войны его начали слушать – и именно те, кто стоит на антивоенных позициях, чтобы зафиксировать поддержку войны.

Лукашенко всегда думал, что православная церковь за него. И вот митрополит Павел, который вообще из России, из Рязани, выступает с проповедью, в которой осуждает насилие, посещает в больнице избитых людей. Лукашенко был в шоке. Цифра чуть больше двух десятков православных священников, которые попали после выборов 2020 года под репрессии за свою позицию, может не сильно впечатлять. Но во-первых, это только публичные случаи, во-вторых, это случаи, которые дошли до репрессий – еще далеко не до всех активных добрались. А в-третьих, если учесть, что начинали фактически с нуля, а пришли к более чем двум десяткам, то прогресс значительный.

Просто сейчас в церкви нет адекватной формы выражения протестных настроений, через которую человек не только мог бы отвести душу, но на что-то повлиять. Но идет скрытое сопротивление, далеко не всегда выходящее в публичную сферу. И когда придет момент, все накапливаемое молчаливое несогласие выйдет наружу, и мы увидим, что в принципе в Беларусской православной церкви очень много активных людей, которые выступают за демократию и не хотят быть связанными с Московским патриархатом и патриархом Кириллом и вообще с нашим восточным соседом.

Сейчас многим видится спасение от всех бед в полном разрыве с Россией — в выходе из союзных договоров и всех интеграций с ней, отказе от русского языка. Отделение БПЦ от РПЦ вписывается в эту логику, но насколько она оправдана, если митрополит Вениамин больше слушает Качанову, чем патриарх Кирилла?

— Тут какая штука: если митрополит Вениамин сейчас слушает больше Качанову, чем Кирилла, это еще не означает, что, если президентом будет Светлана Тихановская, он станет слушать ее, а не патриарха Московского и всея Руси. Это другой расклад.

БПЦ зависит от РПЦ в значительной мере в кадровых вопросах. Потому что, например, покойного архиепископа Гродненского Артемия, у которого, как я уже говорила, была своя позиция, который открыто выступал и против войны, и против насилия, и против беззакония — так вот его просто сместили руками Московского патриархата. Но, как мне кажется, если бы в Беларуси были против смещения, например, беларусские епископы, у Москвы бы ничего не получилось. Инициатива шла из Беларуси — от Лукашенко.

То же самое касается предшественника Вениамина — митрополита Павла, которого сместили после 2020 года. Он же вообще русский человек, прибыл из Рязани и в Россию же убыл. Митрополит Павел и тот – поздравил Лукашенко с победой на выборах позже патриарха Кирилла и под давлением последнего.

Видимо, слушал Еврорадио, а не инструкции из Москвы…

— Живя в Минске, он видел и слушал город, который протестовал, видел настроения среди священников, прихожан и прихожанок, и его “повело”. 

Что насчет настроений, которые подводят к мыслям про автокефалию для БПЦ?

— Первая идея митрополита Павла, когда он приехал в Беларусь, была о том, чтобы попросить большей автономии для Беларусской православной церкви. Хотя он из России. Почему так? Естественное желание иметь больше власти и меньше зависимости от решений других вышестоящих начальников. Это никак не связано с национальной идеей или геополитической ориентацией.

В Беларуси проблема в другом. Вопрос об автокефалии сейчас очень сильно негативно “заряжен”, хотя сама по себе автокефалия – это принцип, на котором строится система управления в православной церкви, в отличие от католической. Это нормально, когда в какой-то географической области начинает действовать свой синод, признанный другими православными церквями, у которых тоже есть свои синоды и предстоятели. 

Однако украинский опыт раскола и создания автокефалии вызывает в беларусских церковных кругах тревогу. То, в каком раздрае сейчас оказалось украинское православие, как на верующих и священников сильно давит общество и государственная власть, воспринимается в Беларуси как опыт негативный, который нет желания повторять. Даже тем, кто в принципе не хотел бы быть в подчинении Москве, хотелось бы чтобы процесс получения автокефалии происходил добровольно, без давления, насилия, захватов храмов и лишних эмоций; без ненависти и нанесения друг другу глубоких ран.

Сейчас вообще не ясно, будет ли существовать Московский патриархат после войны и в какой форме; какие у него будут ресурсы влияния на окружающие страны, какое влияние на мировое православие и на христианство. 

Без Украины РПЦ превращается из православного гегемона в небольшую церковь, сравнимую с другими поместными церквями. И чем больше будет ослабевать Московский патриархат, тем менее актуальным будет от него отделяться, и тем менее он будет интересен российским властям. В инфраструктуру же автокефалии нужно вкладывать много ресурсов, связанных с необходимостью признания со стороны других поместных православных церквей, с обеспечением рецепции этого факта церковным народом. Между тем, эти ресурсы можно вложить в реальную независимость, например в развитие собственных школ богословского образования, в свою собственную христианскую культуру, в участие в межхристианском диалоге.

Вообще беларусскому православию, как ни странно, очень сильно помогает развитие беларусского католичества – одно подтягивает другое.

Сейчас с прицелом на Новую Беларусь пишутся черновики реформ, охватывающих разные направления. Какая реформа нужна религиозной сфере?

— Я тоже пишу. На мой взгляд, важно имплементировать существующие международные стандарты в сфере свободы религии. То есть гарантировать отдельным верующим и их религиозным организациям право на свободу религии или убеждений. Хотя бы тот минимум, который описан в Международном пакте о гражданских и политических правах Европы. Безусловно, нам нужно стать также участниками Европейской конвенции по правам человека. Мне кажется, это уже дало бы положительный результат. 

Первое, что должно сделать государство в отношениях с религиозными организациями, это ограничить свое влияние. Это базовая вещь. 

Второе – отменить все репрессивные нормы по обязательной регистрации религиозных организаций и ограничения по их деятельности. 

Третье — необходимо пересмотреть органы управления религиозной сферой. Не должно быть никакого надзорного и регулирующего органа, каким сейчас является Уполномоченный по делам религий. Вместо него должен появиться другой уполномоченный – омбудсмен – по свободе религии, который будет представлять интересы религиозных организаций, мониторить ситуацию в сфере реализации свободы религии или убеждений, следить за деятельностью государственных органов и выносить свои рекомендации по совершенствованию нормативно-правовой базы и государственной политике в данной сфере, анализировать вопросы языка вражды в сми в отношении религии, помогать решать спорные вопросы. 

Как в случае отсутствия надзорного органа оградиться от сектантства? 

— Сложный вопрос, потому что иногда тяжело определить, где грань, после которой начинается деструктивная религиозность. Должно быть в целом хорошее законодательство, которое будет с такими проявлениями религиозной деятельности бороться – как борется с мошенничеством или иными злодеяниями. 

На самом деле, мало чем отличаются черные риэлторы от тех, кто под видом религиозной организации пытается “отжимать” у доверчивых граждан квартиру. Или брачные аферисты не сильно отличаются от аферистов религиозных – и те, и другие используют чувства и эмоции людей в преступных целях. Это как раз сфера ответственности губопика, который у нас сейчас занимается преследованием политических оппонентов, а должен следить, чтобы не нарушались права граждан, в том числе под видом религиозной деятельности.

Фото: Александра Мурашко